Пианист не рыдал, молча смотрел в окно.
Он вдыхал запах пороха и гладил пальцами подоконник,
Он печально смирился с тем, что там, за стеклом,
Грохотом бомб завершался очередной вторник.

Гудел ульем разбуженных пчел сырой небоскреб.
Люди, сокрывшись в убежище, тихо ждали.
Вражий летчик с жестким упорством вел самолет,
А пианист безмолвно глядел в голубые дали.

Он видел что-то свое, машинально гуляя по клавишам белым,
Он знал, что закончится день на гашетке штурвала,
Лицо его было бледно, словно испачкано мелом,
Но в карих впалых глазах бирюза сияла.

"Ты знаешь, финал уже близок" - вторил ему ангел смерти.
"Мне скучно вершить этот суд, сыграй напоследок".
И пианист покорился, его окружали черти
Горящим злым полукругом, заключая в адскую клетку.

Пианист вновь взглянул на грохот. Огонь полыхал пожаром,
Смерть чуть склонила косу, приготовившись тихо слушать.
Пианист вдруг подумал, что он родился, проклятый даром,
Что заполняет чарующей музыкой уши.

Кербер Аида, рыча, преклонил колени.
И пианист сел за стул и аккуратно поправил галстук.
...минута шла за минутой, его окружали тени.
Летчик нажал гашетку. "Это твой час"
"Здравствуй".