Битая крошка кирпича. Близкая кромка старой шиферной крыши
Рубить с плеча, вершить дела с горяча, не надо, это все игры, бери выше
ты слишком низко берешь, в барабан кладешь один из шести
таким револьвером не то что в стене брешь, кость виска не снести
полшестого. уже половина шести; того, кто решился - давно не спасти,
Падают камни, крошатся, толкают новые камни, мама, прости.
Я пытался годами, растил панцирь, менялся, менял обличья,
Цветы красные, что росли в груди, заменили мне лица
ты понимаешь, мама, не лица, маски пресные и из гипса
мертвое лишь подобие, не укрыться, мне от упреков, я не умею как птица
летать с легкого старта, роняя перья, красные перья
как те цветы ландшафта, как сломанные оборонные двери
я не умею как птица. я бы мог научиться, но это последняя будет наука
как бы я ни старался сквозь облака пробиться, я изломаю ноги и руки.

ALARMа

Сны разломались на шифрограммы, без конечного пункта, без смысла и адресата
зарастают раны, заживают любые шрамы, только не пропадают ржавые пятна
с того, что внутри когда-то было железом.
камни крошить бесполезно.
проще от них оттолкнуться, зарядить револьвер на шесть из шести, оглянуться:
мир прекрасен, о господь, я думаю что успею, успею к тебе к десяти, несутся
птиц стайки по небу безмятежно, взвести курок нужно как можно небрежней,
чтобы успеть к десяти к тому побережью
где чайки кричат, где море безбрежно
и где не будет уже отвратное неизбезжно.

О господь... я не верил в тебя, быть может и не поверю,
но я понял одно: человек уподобился зверю
в молитве своей греховной взывая к убийству ближнего своего.
за моею душой по прежнему ничего,
я думаю, что я достоин кипящего ада
но на земле этого ада мне больше не надо.

Бьют часы шесть.
Я пред тобою как есть.
Я не умею как птица, но я сочту за честь
Хотя бы и то, что могу попытаться пронесть
Через себя надежду. Бьет шесть.

Земля бьет по легким, и бьет она тоже шесть
раз по костям, но пожалуй
в аду заживают раны