С D G F
Ты смотришь в окно, темнеет, и кроет цинковым тазом
Am C Am  F Hm Em
холодное, дикое небо, до ужаса безобразное.
грязные мокрые листья тают под сапогами,
пусто и безвозмездно укрытые злыми снегами.

сапог приминает почву, а слово примнет и душу.
ты убеждаешь: "веришь, я никогда не трушу?"
Да ты и не трусишь, боже, ломаешь и колешь камни,
На копья - пусть даже с дрожью, по пламени и ногами,

Трясешься, как одержимый, и в омутах ты потерян,
Да, мы ведь будем живы, и я тебе буду верен.
В холодной и мутной дрожи, в далеком-далеком граде
Тебе будет всех дороже другой, и в пустой громаде

Огней, фонарей и станций, холодной сырой брусчатки
Вы закружитесь в танце, сломаешься в его хватке,
И он тебя весь объемлет безжизненной долгою митью,
И небо тебе не внемлет, ты вся паутиной обвита.

Я, может, рассек бы путы, но ты же о них мечтала,
Я жил лишь одной минутой, той, где ты не бежала
От слов моих и от действий, от огненных рьяных криков
А я ведь колол и резал себя в этой адской битве.

Мужайся, ступай по краю. Зима тебя не согреет,
А дикое злое пламя в груди моей все рьянеет,
И взбесится, взмоет в небо, опалит меня пожаром,
Сгорю, ты и не заметишь, бери мою душу даром!

Зачем мне пустое небо, изъеденное кислотным
Дождем, тем что слаще хлеба, в груди отдается звуком
Удар о пустые ребра, ножом о пустые пальцы,
ты знаешь, ты помнишь, будто учил тебя не бояться?

ты смотришь и видишь серый мир без окон и стекол
лишь снег, бесконечно белый, и смерть да античный некрополь.
шагаешь и видишь, будто она протянула руки
в петле снова чудятся смутно она да глаз серых люки.