Дрогнули вежды, унося в широкий пояс вечерних звезд, страждущие надежды: я думал, ты тогда не всерьез. Быть может, судьба невежды - это осенние фьорды слез? Но очи мои сухи, как никогда раньше, расплата ли за грехи? А я ведь скучал, ты знаешь? Снишься мне каждую ночь, страшусь уже засыпать, и мелкий протяжный дождь зовет кошмарную рать, знаю, что ты придешь, тихо шепча: "не жди покоя; булатный нож, ретивое режь, жги!" Да молодая луна на небеси серпом, бьет канонаду гром, сердце стучит ядром
... пушечным, злым ядром, бьет, разрывая грудь. Тело прожгло костром, не можешь принять - забудь. Не можешь простить, так прочь гони сей сомнений яд, вышвырни горе в ночь. Несколько раз подряд. Я снова вижу тебя, похитница моих дней, душу свою сгубя, низвергнут я в омут страстей. Я одержим тобой - могло бы быть наборот - ты, ослепленная мной, я твои рать и флот, я твой корабль, фрегат, трехмачтовый исполин, глаз моих серых агат канул во синь глубин. Не убивай меня, греков не жги огнем, душу мою сгубя, сладким забывшись сном, ты не исправишь жизнь, вечность не укротишь, не убивай меня! Только в ответ мне тишь. Коли так хочешь, пусть, выжги меня дотла, я все равно вернусь, только наступит мгла. Только наступит ночь, перешагну порог, я не исчезну прочь, в снах твоих свив чертог.
Но ты меня не убьешь. Я мертв уже давно. Ядом сомненья жжешь ты мертвеца, в вино снова мешаешь яд. Я же плетусь, как пес, в пути пять ночей подряд, ты позовешь - вернусь. Будешь просить - прощу, прыгнуть за борт - утону. Вновь натянув пращу, отпустишь, пойдет ко дну камень як мертвий птах ринется и замрет, в синих седых волнах сердце мое умрет. Знай, то не камень ты вложила в свою пращу. Сердце мое. Увы, мертвое. Я прощу.