Я падал и снова вставал, звенел безразличием голос.
Но кто-то меня проклинал, а грань меж мирами не стёрлась.
А кто-то меня тихо звал, и плакал, шагая по стёклам.
И кто-то на части рвал голос, голос, до острого колкий.

И кто-то мне пел о решеньях, шепча в темноте: «Ты успеешь».
Но я стал завидной мишенью, значит, ты скоро сотлеешь,
Голос, до острого колкий, словно дым от костра в синий купол,
Словно кровь на стёклах, слова в чёрный рупор…

Пустые глаза, словно дыры. Холодная тьма притупляет.
Дороги до рая закрыты, но ад меня не привлекает.
А голос поёт совершенным, чуть ласковым медленным тоном,
Как будто давно согрешили… Правда на каменном фоне.

Как будто давно были вместе… Но это ничто не меняет,
Сегодня не козыри крести, а осень свой холод роняет.
И словно как жуткие раны, мой плащ исчертили прорехи,
Уродливо-алые шрамы, на линии снова помехи…

Как будто не знаю что делать, мой вид до наивности слабый,
Я в этом истерзанном теле какой-то до хохота бравый.
Но я не солдат, и не воин, хоть стал и завидной мишенью.
Погибнуть придётся обоим. В схватке с собственной тенью.