(про любовь)

это никогда не проходит бесследно

и вот уже вы вымышляете сами себя и вымышленные вы стоите друг перед другом. о, да это же боги! смотри, как я всхожу на Олимп! но, дорогая, милая, я теряю с каждой ступенью мои белые одежды и становлюсь мал, уродлив и покрыт гноящимися язвами. отведешь ли ты глаза теперь?

и я не смотрю, но знаю что ты отводишь глаза

кто бы не отвел? и вот уже презрительно щеришься в тишине и клацаешь зубами в знак отвержения. я отвергаю тебя, раз ты не силах видеть меня живым. я сотрясаю в бессилии землю, и ты можешь слышать в ночной тишине как где-то вдалеке творятся погромы вызванные жжением под лопатками - о, так сдвигаются, выпадают из своих колыбелей тектонические плиты, как раскаты чужих голосов на незнакомых языках тревожат пустоши, и только птичий плач раздается под облаками

но я для тебя сминаю

фиалки или бутоны засыхающих комнатных растений. они уходят туда, куда ушла для меня ты, и я шепчу им слова, которые никогда не смел сказать, веря, что они донесут их до тебя туда в твой лучистый угасающий рай

и с каждой секундой я становлюсь все более трезв и говорю циничные, бьющие тебя по лицу, слова, и я этими словами пытаю тебя, чтобы выбить единственное показание - которое я жажду услышать, распороть себе горло и записать в протоколе эти слова собственной кровью. и я мечусь в застенках камеры допросов, и это мой личный ад, гомерически хохочущий и провозглашающий мое неизбежное положение и участь урода. под трибунал!

я танцую перед тобой в свете тюремных ламп и мои глаза сверкают ярче ламп и мои ноги выбивают гвалт по железу стола и этот металл подо мной и на моем языке и я сам становлюсь металлом горном с раскаленным углем в самой сердцевине

все закончится так же как и начиналось

и я лежу среди обрюзгших тел с проспиртованными рылами и в комнате стоит чадящий запах дерьмового табака и какие-то плешивые неприятно улыбчивые люди ютятся по углам

но там на засаленном потолке я вижу созвездия которые ты показывала для меня в вымышленном небе для воображаемых людей которыми мы могли бы быть но никогда не станем и для других воображаемых которыми мы были друг для друга в голубизне небес за золотыми воротами мира который построили сами

я выбросил все засохшие соцветия

раздавил каблуком ботинка все нежные бутоны, которые именовал тобой

мне хочется плакать уткнувшись лицом в горькое лицо дубового стола и прижимать к груди старые книжки и отыскивать слова предназначенные только для меня но я никогда не плачу

я сберегу тебя от ложных идей и заблуждений бережно сохраню тебя внутри меня в бесконечном архиве с миллиардами записей и надежд в отделе в том же где лежит воспоминание о том