Рассказ
МИСТЕР ЭМЕРСЕТ И ТЕМНОТА

Мистер Эмерсет наливал себе кипяток из чайника, расписанного гжелью. У чайника был носик с облупившейся краской со свистком на конце.

По радио передавали сведения о том, что происходит в мире и почему. Мистер Эмерсет любил новости: так он понимал, что его жизнь относится к целому миру и прочно взаимосвязана с другими человеческими жизнями вокруг него.

Он сел на стул и принялся наблюдать за тем, как в его кружке остывает кипяток с брошенным в него чайным пакетиком. Мистер Эмерсет ждал, что кто-нибудь заглянет к нему сегодня в гости, потому что обычно люди приходят друг к другу по пятницам после шести. Это подходящее время для гостей, и оно уже наступило. В дверь по каким-то причинам никто не стучал.

Мистер Эмерсет нервно заходил по комнате, стараясь при этом не слишком беспокоиться об отсутствии стуков и звонков. Он выглянул в окно.

За ним, как и всегда, была темнота.

Следует отметить, что мистеру Эмерсету было пятьдесят пять лет. У него был небольшой живот, залысины за ушами, сосредоточенное и приветливое лицо порядочного человека. В квартире, в которую его заселили, он прожил около сорока лет, выходя лишь на работу по появляющемуся в установленный час световому коридору. Его квартира также, как и коридор, представляла собой свет, только заключенный в четкий квадрат.

Мистер Эмерсет ни с кем не говорил об этом, потому что не знал, что это можно и нужно обсуждать. Нет-нет, никакого закона, запрещающего говорить о квартирах, не существовало: ему просто не приходила в голову эта достаточно простая, казалось бы, мысль - обсудить границы своего жилья.

За границами света была темнота. Иногда жилой квадрат мистера Эмерсета уменьшался до 16, а то и 9 квадратных метров, и он ежился, но сворачивал все свои пожитки и сам садился в центре, ожидая, когда квартира вернется к обычным размерам.

Рано или поздно это происходило, и он заваривал чай в эмалированном чайнике, лил в кружку кипяток, и, когда он остывал, наслаждался вкусом напитка.

Мистер Эмерсет ничем не отличался от остальных, и в то же время был разительно другим в том, что не всегда возможно обозначить словами, впрочем, как и все мы. Вы, наверное, не слишком хотите познакомиться с ним поближе?

Я не понимаю, почему. Мистер Эмерсет чуткий и умный собеседник. Вам будет с ним спокойно и слаженно, как будто вы едете на хорошо смазанном велосипеде. Если же ваш ответ на мой вопрос оказался протестующим «отчего», то что ж, мы друг друга отлично понимаем.

Мистер Эмерсет, как и обычно, смотрел на вечерний закат, спрятанный темнотой. Он слышал иногда о закатах по радио и втайне воображал себе один из них за завесой мрака. По небу расходились оранжевые полосы. Бледные отсветы заходящего солнца падали на его лицо и застекленные террасы домов вокруг. Это было зрелище, достойное кисти художника – одного из тех, про которых рассказывала девушка со звенящим голосом в понедельничной рубрике «Искусство одного гения».

Мистер Эмерсет закряхтел, от восхищения закатом почесывая затылок, когда квартира снова начала сжиматься. Не было никаких стен в этой квартире – только четкий раздел света и темноты, поэтому он не мог просто облокотиться на середину стены и ждать, когда окажется в центре жилья.

Мистер Эмерсет метнулся в центр светового квадрата. Кухня его сворачивалась в пакеты и выстраивалась в ряд по границе раздела, а за ней уже громоздились ванная и прихожая. Он запаниковал, положил на лоб потеющую ладонь, потер брови и виски. Квадрат сжимался. Его догоняла темнота. На этот раз все было не так, как обычно. Не осталось даже четырех квадратных метров. Он стоял на крошечном куске 50х50 сантиметров и чувствовал, что едва может дышать, боясь одного неловкого движения, которое.. что? Мистер Эмерсет не знал. Его квартира временно стала крошечным сундуком. Прошла минута, затем еще две. В душе мистера Эмерсета скребся страх. Что, если придется ждать дольше обычного? Время «сужения» уже миновало свой обычный диапазон. Он недавно спал и, если будет нужно, способен продержаться еще час, но… что-то было не так.

Минуты шли одна за другой медленно, с крайней неохотой. Страх сменился паникой, затем злостью. Прошло три часа, и мистер Эмерсет за это время успел проделать долгий путь от тревоги до бешенства около пяти раз. Наконец, настала финальная стадия. Это было равнодушие – самое жуткое и долгожданное, что может родиться в сердце измученного человека. Он закатил глаза, смачно выругался и перешагнул раздел, направляя движение в самую гущу тьмы.

Ничего не произошло. Он остался жив.

На полу тикал будильник и где-то там, вдалеке, в свернутом виде ожидал сине-белый чайник. Темнота пахла закатом.