вот тебе, бабушка, и катарсис
я убил в себе что-то в около четырех
после оно воскресало
удар, удар
и было так больно что сердце рвалось
я отрезал от себя кусок
за куском отрезал кусок но
то пульсировала пуповина
сиамского близнеца

(уточни-ка)

(ты позабыл давно имя отца)
(не позабыл, я стрелял сердцем в свое же сердце)

любовь будет там, где живёт свобода
остальное труха и насилие
любовь будет там, где выбор: любить
или сквозь боль оставить,

я убивал в себе что-то около пяти раз
на исходе каждого часа из глаз
шла керосиновая река
я думал, это конец всего
теперь я один
теперь я чудовищен
теперь я последний мерзавец
теперь я ребенок а быть ребенком позорнее чем убийцей

теперь я мертв.

но я убивал не себя.
катарсис в керосиновом котле,
один день жизни с ощущением конца,
и ты ещё живой на исходе дня,
и ты завтра проснешься живой,
и мир не рухнул от твоих ошибок,
и не обязательна ложная скромность,
необязательна культивация стыда,
необязательно поить виновность соком
самых спелых ягод сердца,
необязательно истекать кровью,

но кровью надо,
в этот раз придётся, и я не знаю, откроется ли рана снова,

нет, это ложь: рана откроется, пусть и более узкая, более розовая, не некротическая, свежая чистая рана, которая больше не упрямится и хочет затянуться, оставить белую линию сжатых губ кожи не сжатых в упреке, сжатых как рот, которому больше нечего тебе сказать

все слова летели птицами с острыми клювами в рое жалящих ос

а я, если я убийца, если я негодяй, - я счастливый негодяй

я так грязен, так уродлив, глаза мои красные и обведены морщинистыми мешками, но я чище, чем когда-либо

я чист, потому что вся боль моя вышла и осталось бессилие и я не нашел в мире ни одной абсолютно надёжной опоры, ни одной абсолютно надёжной безусловной любви, а, когда дело оборачивается так, не остаётся ничего, кроме как встать на ноги и идти

не через сжатые зубы, не вопреки, без эпических описаний, без войны как метафоры

идти потому что жизнь продолжается и ты можешь, будешь и хочешь ее жить

12.05.2021